Слова беззвучного голоса, простирающиеся по всему небытию, звучат правдиво и правильно. У меня нет ни единого сомнения в том, что я должен постичь образ пульсирующей точки. У меня нет ни единого сомнения в том, что я смогу его постичь.
– Происходит лишь то, что может произойти. У этого закона есть не менее глубокое следствие, которое сможет понять далеко не каждый: не происходит ничего, чего не может не произойти.
Я понимаю сказанное. Но при попытках остановить свое внимание на этом понимании, оно пропадает. Они пропадают: и внимание, и понимание. Бессвязные слова имеют значение лишь на периферии моего сознания. В бесконечном нигде у меня нет тела. Но если бы оно было, я протянул бы руку к пульсару образов. Я отождествляю свое сознание с точкой.
Неистовый танец чувств начинается. Каждая исходящая нить дробится на тысячи новых, спешащих в свою очередь повторить подвиг материнской ленты событий. Дети, дома, планеты, химические элементы и части тел – здесь есть все, что только может храниться в человеческой памяти. Момент всего снова настал. Но теперь я его не боюсь. Я понимаю, что ничего, кроме «теперь», и не существует в принципе.
ТЫ НЕ ПРОТЯНЕШЬ В ВИРТОСЕ И МИНУТЫ.
Я пытаюсь остановить свое сознание на промелькнувшем образе.
– Не останавливайся.
ТЫ САМОЕ ГЛАВНОЕ, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ.
Диана. Я должен найти!
– Ты уже нашел. Не...
Звуки и изображения входят в разрушительный диссонанс, разрывающий сознание на части. Абстрактность разрушается логикой. Законы иррационального мира, понимаемые за пределами ума, рушатся моими попытками систематизировать рассудок.
– Не происходит ничего, чего не может не произойти.
Да что же ты такое?
– То же, что и ты: разум в поисках истины.
Твои слова звучат как наставления учителя. Твои слова звучат так, словно ты уже все знаешь.
– В некотором смысле так оно и есть. Я знаю все: все, что я знаю. И пусть мои знания не сбивают тебя с пути. Ты думаешь, что я понимаю намного больше тебя, и, если даже это действительно так, это не значит, что я понимаю много.
Я не могу не слышать голос, но его значимость затуманивается каскадом враждующих явлений: ума и не-ума. Пытающийся ухватиться за реальность разум терзается во всепоглощающей дисгармонии. И в качестве синонима этой дисгармонии в каждый уголок сознания уколом логики впивается образ Зака. Пытаясь отождествить себя с точкой, я сливаюсь с окружающей ее темнотой.
Зак. Бородатый сукин сын. Он работал на Виртек до конца. Он связался с риалистами. Мерзавец считал, что виртуализация – это естественное развитие общества! Он считал, что Энигма – это эволюция человечества. Он отравил всех своими мыслями. Он отравил всех своими действиями. Зак предал меня и с потрохами сдал Президенту. Да, Зак проклял меня на это чертово скитание по виртуальному кладбищу.
– Чем ближе ты подходишь к истине, тем с большей болью ты ее отвергаешь. Как и у любого сознания, у твоего Я всегда есть все ответы.
10.0.
Главный ответ – это сколько Янис заплатил Заку. Чем он ему пригрозил. Что пообещал этой сволочи. Конечно, он работал над Энигмой. Работал над Дебагом, код которого стал частью просранного во всех трех инкарнациях искусственного интеллекта. Он никогда не отказался бы от своих разработок. Как бы я хотел увидеть сейчас его отвратительную рожу. Сквозь яростные мысли из темноты проступает множество горизонтальных панелей, которые я уже видел раньше. На одной из них Камерон (вернее то, во что она превратилась) осталась наедине с безликим манекеном. А вот и он, мой безликий страж, неподвижно стоящий на платформе. Так это и есть мой второй вектор? Полигон 13... Участок Виртоса, посещение которого я обязался не разглашать в прошлом. И как здесь выигрывают?
Из положения полулежа я привстал на колени и оглянулся по сторонам – ни одного пустующего острова вокруг меня. Кроме бездушного надзирателя, на каждом имелся единственный человек. Все моберы были абсолютно голыми, но не могли похвастаться никакими половыми признаками. Гул глухих стонов словно эхо раздавался на все необъятное пространство. Дотянуться до соседнего острова мне не получилось бы при всем желании: расстояние между панелями было никак не меньше длины их граней. Пять метров, – так я оценил его ранее. Так я оценил его и сейчас. В отличие от моего манекена, бледные палачи на соседних квадратах измывались над практически безжизненными моберами: били или сжимали головы людей своими округлыми конечностями, использовали против моберов различное оружие, от копий до автоматов. Самое страшное заключалось в том, что слуги «Виртек» в большинстве своем уже абсолютно не сопротивлялись, пассивно терпя побои. Ради чего все это? Что здесь вообще происходит? Пытаясь понять это, я быстро оглядывался по сторонам, пока оживший манекен не прервал мои немногочисленные мысли. Виртуальная реальность начала искажаться, приступив к затейливому танцу цифровых элементов в районе его руки. Несколько пикселей трансформации, и округлая культя правой верхней конечности превратилась в острие ножа. Нет, не ножа: в отличие от гладкого прямого лезвия, это закручивалось спиралью. Бледно-серое тело быстро пошло на меня.
– Иди ты на хрен! – я уперся на одну ногу и отскочил в сторону, пытаясь уйти от... юзера? Над ним не было ника, да и моделью своего поведения тело напоминало скорее робота: неотвратимые холодные движения.
Цифровой робот быстрыми шагами надвигался на меня по прямой. Если немного наклониться, я смог бы проскочить справа от него, где расстояние от оружия было бы максимальным. Рывок, и... нож с тихим чавкающим звуком вошел мне между ребер. Не в силах продолжить движение, я рухнул на гладкую ровную поверхность квадратной панели. Всепоглощающей боли я не испытал – бывало и хуже. Наверняка именно с такими мыслями подыхает народ, выходящий на свободу и забывающий, что в реальности ты не бессмертный. Оглядываясь на своего мучителя, я безуспешно попытался вытащить лезвие из собственного тела. Только теперь я обратил внимание на то, какой он высокий – не меньше двух метров, точно. Рука бездушного монстра прибавила в длине, чтобы я ни в коем случае не сумел ее избежать. Неумолимость моей мысли вторила непоколебимому внешнему виду палача: мне никуда от него не деться.
Я крепче сжал руку и вновь попытался вытянуть засаженное в бок спиральное лезвие. Вместо этого оно лишь плотнее зашло в тело, заставив теплую кровь мощным потоком оросить гладкий пол платформы. Липкая жидкость не распространялась по полотну панели ровным слоем: я старался отодвинуть свое тело дальше от манекена, и, словно художник-экспрессионист, кистью правой руки рисовал пролитой кровью пейзажи судорожного сопротивления.
«Пожалуйста, окажите необходимую поддержку алгоритму калибровки системы...»
– Чтоб вас всех черти драли! Суки! – прохрипел я вслух в ответ на радостный голос Ангил в своей голове.
«Пожалуйста, сконцентрируйтесь на своих впечатлениях и попытайтесь объективно оценить...»
– Да чтоб вы сдохли все, мрази, со своими оцен...
Не успел я договорить, как лезвие медленно продолжило погружаться в тело. На этот раз результат не оставил меня равнодушным: оказались задеты внутренние органы. Кровь уже залила все вокруг, чувство боли усиливалось по экспоненте. Я пытался совладать с собой, дышать ровно, но вместо этого лишь лихорадочно пыхтел. Схватившись за удлиняющуюся руку манекена, я вновь попытался высказаться, на этот раз моля о пощаде. Но вместо увещеваний изо рта с утробным бульканьем полилась кровь. Я дошел до предела своих впечатлений – оставалось лишь ждать, когда все закончится. Разум пытался покинуть тело, но оно постоянно напоминало ему о своем существовании языком спазмов.
10.1.
Раз, два, три, четыре... я открыл глаза и оглянулся по сторонам. По сравнению с наличием боли ее отсутствие рассудок ошибочно воспринимает, как самый великий экстаз из возможных. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать... Я вспомнил, как быстро на изуродованной цифровой бурей Камерон заживали раны. Тестеры. Все вокруг тестеры, так? Тестеры калибровки Виртоса, чтоб ему провалиться. Самая важная работа у вас, друзья. У нас. Я почти уверен, что ни на одной платформе здесь не получают приятных эмоций. Не едят мороженное. Не испытывают новые запахи. Не занимаются любовью. Здесь есть только боль, ведь куда проще и дешевле калибровать нервные окончания по болевым импульсам. Тридцать семь... тридцать восемь... девять, сорок. Приятные ощущения можно протестировать на юзерах. Они за это еще и денег заплатят. А мобер на то и мобер, чтобы взвесить и настроить всю возможную в системе боль. Чтобы юзеры не испытали лишнего. Чтобы заключенные банки получили сполна. Чтобы даже не подумали поддаваться. Чтобы отработали каждый гребанный тайм. Пятьдесят девять, минута... Раз, два, три...
Крови нет. Есть страж напротив меня, готовый снова ее извлечь. Ему не составит никакого труда выпотрошить меня. Снова. Зарезать, как свинью. Хрю-хрю. Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре... Я медленно сдвинулся с места, и, не поднимаясь и не отводя взгляда от бледного блестящего пугала, пополз в сторону. За спиной холодного убийцы, насколько мне хватало взора, простирались белые панели. Сколько же тут таких же, как и я? И каждый тестер – это человек в банке. Легко сказать, что служащий компании умер и вместо тела вернуть его семье нейро-кабель. Как удобно, когда дешевая рабочая сила становится бесплатной. Вводи в тела питательные вещества для поддержания жизни и получай отполированный игровой мир. Сорок девять, пятьдесят, пятьдесят один...
Полукруглая конечность чучела снова начала рябить элементами цифрового пространства, в ходе чего превратилась в дубину. Ее металлический наконечник пестрил шипами – не острыми, но достаточно большими для того, чтобы вселять ужас. Черт, под массой оружия скелет манекена сначала даже искривился! Затем, свыкнувшись с весом, палач встал прямо и со страшной уверенностью направился в мою сторону. При ходьбе он все же немного заваливался на правый бок, и я быстро вознамерился воспользоваться этим обстоятельством. Шаг здоровенного оппонента, затем другой, с проседанием, и тут настал мой черед. Обежав неуклюжего исполина со стороны, я всем телом навалился на него, как раз тогда, когда у меня появилась возможность перевесить его и вытолкнуть за пределы зависшего в небытие квадрата.
Манекен не сдвинулся ни на миллиметр.
Вместо этого его левый обрубок руки превратился в полноценную кисть, схватил меня за шею и поднял над поверхностью пола. Это обстоятельство стало исчерпывающим аргументом, убеждающим меня в неудачности замысла. Недолгие попытки освободиться оказались безрезультатными – я лишь бессильно трепыхался всем телом, что приводило к усилению тисков, сжимающих мое горло. Я начал задыхаться. Милосердная дубина неспешно пошла на замах. Одно мгновение понадобилось мне для того, чтобы узнать чувства кролика, сбитого скоростным поездом. По моему лицу прошелся настолько сильный удар, что сознание вновь оказалось выбито из тела. Обратный его визит пришелся на момент бездыханного падения тела на край платформы. Сквозь темную пелену я еле различал куски плоти и черепа, вытряхивающиеся из моей головы и летящие в бездну. Но до последовавшего смертельного удара я сумел различить кое-что еще. Кое-что куда более важное.
10.2.
Эта чертова борода – первое, что я вспомнил в Виртосе. Зак. Я открыл глаза, заранее зная, что я перед собой увижу: бесконечную череду платформ и человекоподобное безжизненное чучело. Он начнет очередную процедуру убийства меня через две минуты. Зак. Я поднялся на колени и подполз к краю платформы. Дьявол, это действительно он! Зак лежал на квадрате ниже меня. Да как, черт возьми, это вообще возможно?! Не шевелясь, смотря в никуда, он покорно терпел, пока бледный экзекутор медленно переламывал ему руку. Этого не может быть. Этого...
– Зак! – окрикнул я своего бывшего друга, но мой голос был едва различим. Причина не в том, что его глушила какофония стонов. Имя едва слышал я сам – должно быть, система глушит громкие крики, чтобы тестеры Полигона не отвлекали друг друга от работы.
Расстояние до яруса подо мной – пять метров. Конечности переломаю, но жив останусь. Даже если я умру от падения, то...
БЫВАЛО И ХУЖЕ.
Я занес ноги за край платформы, затем свесился на руках всем телом. Нужно лишь немного раскачаться, чтобы оказаться на платформе подо мной. Немного... Пальцы соскользнули с ровной поверхности, и я полетел прямиком вниз.
– Зак! – в попытке зацепиться за пол я протянул руку вперед, но лишь с силой отбил ее. Или сломал. Не важно.
Затерявшись в темноте, я открыл глаза уже на своей платформе. Передо мной стоял манекен, приготовивший для меня новое свое оружие, какую-то светящуюся зеленым цветом винтовку. Странное оружие выглядело внеземным – просто подарок для любителей инопланетных вселенных. Верзила держал ее обоими руками-протезами: плод дизайнеров Виртоса был огромным даже для двухметрового виртуального робота. Без лишних церемоний, с пронзительным свистом луч из бластера прострелил мне плечо. Стиснув зубы и с силой зажмурившись, я пытался преодолеть поглощающее, разъедающее сознание чувство. Чувство, ставшее уже не столько знакомым, сколько родным. Чувство, успевшее затмить собой все, что я помнил о реальной жизни. Чувство, которое в очередной раз оказалось сильнее меня. Нейрофизиологи постарались на славу: словно каннибал, которому меня подали на ужин, медленно разрезал кожу вокруг раны, обнажая нервы и наматывая их на вилку. Я схватился за плечо здоровой рукой, но тут же ее одернул – доносившееся тихое шипение, словно от содовой, стало громче. Пальцы раскалились от дикого жжения. Я упал на здоровый бок, только теперь открыв глаза: рана медленно увеличивалась в размерах, позволяя небытию отъедать от меня кусочек за кусочком. Кожа вздувалась, из лопающихся пузырей появлялись новые порции пожирающей меня кислоты. Рука простреленного плеча упала на пол, а ее связь с телом подтверждали лишь немногочисленные растяжки быстро сгнивающей кожи. Это не мешало мне полностью чувствовать ее и пытаться схватить воздух пятерней.
– Очень слабо! – провыл я в пол. – На тройку, чертовы ублюдки!
Следующий выстрел избавил меня от мучений.
10.3.
Он знал обо всем. Он наверняка знал об этом векторе. Если вообще не сам его разработал. Тогда какого хрена он сам здесь делает?
Я открыл глаза, взвыв от радости. Как же я люблю Виртос! Я живой! Я жив и здоров. Я цел и невредим. Смерть стоит того, чтобы жить! Как же здорово жить, да, истукан тупорылый? Я взглянул на манекен. Две минуты. У меня есть две минуты. Я сжал кулаки, потом разжал. Быстро повторив процедуру несколько раз, я вновь взглянул на располагавшийся подо мной ярус. Зак все еще был там, только теперь он лежал на краю платформы в ожидании активации своего неподвижного пока друга. И какой системе прок от тухлых овощей, которые уже никак не реагируют на боль?
Глухой хруст сообщил мне о переломанных ногах. Ничего (бывало и хуже), главное, что теперь я оказался на одной площадке с Заком. Я не мог идти, и окликнуть подонка у меня тоже не получалось – вместо его имени я изрыгал тихие вопли боли. Между нами не было даже метра. Я судорожно пытался дотянуться до Зака, по пути перетаскивая свое обездвиженное тело к нему все ближе и ближе.
– Зак! Зак! – мои крики были сродни шепоту, и адресовались столь близкой спине.
Наконец, когда я сумел добраться до цели, из оставшихся сил я с трудом перевернул нелегкое бесполое тело Зака лицом к себе. Вместе с этим началось очередное приведение смертного приговора в исполнение: с зажатым в руке топором манекен совершил первый свой шаг.
– Ты знал обо всем этом! Ты нас подставил! Ты! Это все... ты! – схватив бывшего коллегу за плечи, я еле-еле колотил его безучастное тело.
Пустой, затуманенный и безжизненный взгляд Зака смотрел в никуда. Рассудок, кажется, никогда прежде не посещал его лицо – зрачки даже не шевелились, превращая взгляд бывшего пытливого ума в лик живого трупа. Бледное лицо бывшего коллеги выглядело так же, как и в моих последних воспоминаниях о нем. Как будто мастера-патологоанатомы поколдовали над телом так, чтобы все родственники при виде его на похоронах могли произнести заветное «как живой». Зак. Что же ты натворил? Я прижимаюсь к нему, обнимая, как самого близкого друга. Ты оказался здесь, со мной. Почему? Почему ты оказался здесь? Вместо боли от рассечения головы топором, темноту вектора застилает безукоризненно белый свет.
10.4.
– Ты уверен, что можешь на них положиться? – Диана понимает, что задает риторический вопрос. Я понимаю, что не задать его она не может.
– Да, – произношу я излишне уверенно.
– Но Зак... Он до сих пор работает на Виртек.
– Ты тоже, – я хочу успокоить Диану, но в ответ получаю справедливо негодующий взгляд. – И это хорошо. У нас есть доступ к возможности отслеживания моего сигнала. Он – обычный разработчик программного обеспечения. Ты – обычный оператор функционала камер сенсорной депривации. А я... Я – обычный мобер. Главное – всегда оставаться таким в глазах Виртека.
– Я хочу сказать... разве он не работал над Энигмой?
– Мы все работали. И мне так же, как и ему, будет неприятно разрушать ее. Только... Диан, его можно понять. Разработки для лучшего и счастливого будущего – это все, что у него есть. А у меня есть ты.
ТЫ САМОЕ ГЛАВНОЕ, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ.
– Дэмиен. Зак, – я жму руки своим друзьям, смотря им прямо в глаза. – Мы стояли у истоков, нам и заканчивать это безумие. Главное – незаметно проникнуть. А там...
– Не дрейфь, дружище! – улыбается Дэмиен. – Мы вызовем такой цифровой шторм, что система не заметит появления и тысячи новых человек!
– Если что-то пойдет не так...
– Зак, мы понимаем, что... – хочу я перебить Зака, но он не дает мне этого сделать.
– Если что-то пойдет не так, знай: мы всегда были и будем с тобой, – теперь пришла его очередь серьезного взгляда. Я прекрасно понимаю, что именно он имеет ввиду. И его слова между строк звучат намного громче, чем сказанные вслух. – Общество само выбирает свой путь. Скверный, отвратительный путь. Так было всегда и так будет. Я лишь говорю, что нам не под силу изменить этот аспект. Главный аспект. Но это не значит, что я не с тобой.
– Я знаю, Зак. Знаю. Но даже если у нас ничего не выйдет, мы должны попробовать. Пора.
10.5.
Кусок мяса вырвался из моей груди – на сей раз палач был вооружен огромной плетью. Страдание сплелось с неожиданностью, что сделало его более терпимым. Я развернулся и попытался убраться прочь от манекена, но мою ногу обвил конец его кнута, после чего убийца резко подтянул меня к себе. Я упал ничком, и через мгновение уже царапал ногтями пол в желании отползти подальше. Но ожившее изваяние лишь неумолимо подтягивало меня к себе. Все ближе и ближе. Ближе и ближе.
– Это как вырвать зуб, – судорожно повторял я сам себе. – Немного потерпеть и все. Просто потерпеть. Как вырвать зуб.
Хлыст рассек сначала воздух, а затем и мою спину. Такое чувство, словно оружие было изменено на раскаленное олово, неспешно разливающееся теперь по всему моему телу через дыру в спине. От нового удара я рефлекторно прогнулся, шипя нечленораздельные проклятья в адрес Президента. Мне нужен был кто-то, кого я мог ненавидеть. И кандидата лучше я представить просто не мог. Удар, еще удар. Ненависть вкупе с физическим мучением гасили все мысли. Звуки ударов кнута заглушались, пока не превратились в тишину. Даже в нечто большее: в абсолютное, всеобъемлющее молчание. Удар. Я все еще чувствую боль. Фактически, я не чувствую ничего, кроме боли, и в ней я нахожу свое умиротворение. Первозданный покой. Некое подобие транса. Гармония тела и разума на фоне возведенного в абсолют чувства.
– Покой зависит от мыслей в голове, – слышу я знакомый голос. – Никакая ситуация не является проблемой. Проблемой является то, что ты о ней думаешь. Ты сможешь остаться тут, справедливо найдя покой. Но не найдя себя.
Моя пытка – эта каждая клетка моего тела. Моя пытка – это каждый миллилитр моей крови. Моя пытка – это каждый сигнал нейрона моего мозга. Но моя пытка – это не я. Теперь я понимаю, что нашли все эти люди в своем цифровом бессмертии. Спокойствие в ужасающем постоянстве. Они обрекли себя на бессмертное существование, соблазнившись на всепонимающую и всепрощающую неизменность. Им не нужно думать. Им не нужно ничего решать. Их существу больше не нужно напрягаться. Они нашли свой теплый и уютный ад, в котором безмолвно проведут остаток вечности.
– Ты уже очень далеко зашел. Пытаться найти себя и не суметь – гораздо лучше, чем не пытаться вовсе.
МЫ СТОЯЛИ У ИСТОКОВ, НАМ И ЗАКАНЧИВАТЬ ЭТО БЕЗУМИЕ.
Вот они, истоки. Рука девушки машет мне и возвращается обратно. Темноволосая красотка делает серьезное лицо и поворачивает голову в сторону выступающего. Я и сам отвлекся: оратор уже переходит ближе к сути.
– Я могу бесконечно говорить о безопасности подключения, ровно как и о новых возможностях, преподнесенных нам системой. Мы взяли на себя смелость собрать здесь понимающих и заинтересованных в развитии отрасли людей, – благодаря хищной заискивающей улыбке молодого человека его острые скулы становятся чересчур выдающимися. После осмотра взглядом высокопоставленной аудитории и небольшой паузы, он продолжает. – Но всем собравшимся также известно, что среди неискушенных в образовании жителей Мегалополиса имеют место быть противники такого рода развития. Низкая культура быта диктует и низкий порог понимания, из-за чего появляются радикально настроенные группы... не террористов. Нет, пока не террористов. Скажем так... хулиганов, – человек за трибуной явно не без проблем подобрал необходимый эвфемизм. Не нужно быть психологом, чтобы понять, насколько ему неприятно говорить о преступниках, – которые всеми силами пытаются противостоять прогрессу. Они называют себя риалистами, – при упоминании радикально настроенной шайки людей по залу проносится легкий ропот, – и именно им мы обязаны повышением степени безопасности разработки наших продуктов. К сожалению, множество имен, которым Мегалополис будет обязан своим развитием, останутся без огласки. Ровно как будет храниться в тайне личность создателя Виртуальной Операционной Системы. Но сегодня в нашей тесной дружеской компании я рад представить вам отца Виртоса. Встречайте, Аарон Вудс.
Я поднимаюсь со своего места и еле стою на ватных ногах. Аплодисменты небольшого зала заставляют дрожать все, что умещается в моем взгляде. Настал мой звездный...
ЭТО ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ!
Нет! Они изменили мои воспоминания! Это не я! Я не...
Хлыст планомерно разрезал кожу спины. На ней уже наверняка не осталось живого места.
Они поменяли мою память... Зачем?!
– Ты же сам понимаешь, что они ничего не...
ТЫ НЕ ГЕРОЙ!
Вибрирует пол и потолок, двоящиеся в глазах лица людей постоянно сплетаются друг с другом и расходятся обратно. Волнение не мешает мне чувствовать себя уверенно. Выйти к сцене по краю зала намного ближе, но я решаю идти через центр аудитории. Так я прохожу мимо улыбающейся мне девушки, и да! Ловлю ее взгляд. Посмотри на человека, который вносит свой едва ли не самый громкий вклад в историю города. Хочешь кусочек? Я имею право на победоносный прищур, ведь... Диана, такое имя написано на ее бейдже, помахала рукой не обычному человеку. И пусть я попал в эту комнату не потому, что ворочаю миллионами, но мои идеи заставят всех этих людей ворочать своими миллионами. Так что в определенном смысле я даже богаче всех здесь собравшихся.
ЭТО НЕ МОЙ ВЫБОР!
Оставляя на полу автограф в виде окровавленного шлейфа, я передвигаю свою изуродованную тушу прочь от бесконечной изуверской казни. Старые раны затягиваются, предоставляя манекену новый фронт работ. В резонанс с моими воспоминаниями, умножающимися и сплетающимися с безумием испытательного вектора Полигон 13, трясется все его окружение. Запрокинув корпус тела за платформу, я начал медленно с нее скатываться. На прощание безликий палач оставил на моем теле еще пару рубцов, хотя их уже никто не сможет различить среди устроенного на моей спине месива. Ради бога. Или кто там сегодня вместо него. Попрощаться – попрощался, но расставаться мой возлюбленный виртуальный напарник со мной все же не собирался: что-то проткнуло и пригвоздило мою ногу к гладкой поверхности. Ничего страшного. В подвешенном во всех смыслах состоянии я начал раскачиваться, из-за чего на животе и спине лопались растяжки кожи. Я – маятник. Просто мерный маятник, отсчитывающий секунды новой эры. Эры заслуженных как никем другим страданий.
ЕГО ТЕЛО ВЫДЕРЖИТ!
Несмотря на то, что ровная ковровая дорожка петляет и извивается у меня перед глазами, я иду по ней прямо и победоносно. Три ступеньки спустя, я стою рядом со своим хорошим другом, вместе с которым нам предстоит вершить будущее. Жаль, что Зака и Дэмиена нет рядом с нами в столь трепетный момент. Количество приглашенных очень ограничено – сугубо те, кому предстоит развивать идею Виртоса. В конце концов, всецело мою идею. Так что путь это будет мой маленький триумф.
– Не хватает ребят рядом? – тихо озвучивает автор презентации мои мысли.
– Спасибо, Янис, что хоть меня пригласил, – улыбаюсь я в ответ. – Я хотел сказать, «Господин Президент».
Наше рукопожатие – нечто больше, чем знак совместного радушия. В нем заключено долгое и бескомпромиссное процветание компании «Виртек».
– Прости, да. Слишком закрытая вечеринка, сам понимаешь, ради общего блага. Наверняка они не обидятся: нам предстоит счастливая и продуктивная совместная работа, – поскольку я уже поворачиваюсь в сторону зала со своим выступлением, Янис говорит последующие слова моему затылку. – Мы вчетвером...
МИР ПЕРЕВЕРНЕМ.
Пока манекен отслаивал новые куски моей спины, я все больше и больше провисал вниз. По-моему, где-то в недрах искореженных дрожью воспоминаний звучал хруст кости. Или не звучал? Может быть, мне просто показалось. Вы ничего не слышали?
В любом случае, сейчас хруст точно был слышен – мой торс оказался оторван от нижней части тела. Благодаря мерному раскачиванию я упал... нет-нет. Половина меня упала на платформу ниже. Внимание, если так можно назвать судорожное дрожание единственной фигуры в поле зрения, было сосредоточено сугубо на Заке. Это все неправда, да? Мне нужно просто прийти в себя. А для этого нужно держаться поближе к объектам, пересекающимся с реальностью. Черт, как работает пищеварительная система у половины человека? Сейчас бы просто в баночку. И почему здесь так холодно? Хотя я, наверное, был не здесь. Так что наверняка это не мне было холодно. Да. Не мне.
– Зак, – я вновь обнял своего лучшего друга. Чувствовал ли я боль? Да, наверное. Или нет. Не уверен. Я не смотрел собеседнику в глаза, да и вообще не знаю, смотрел ли я куда-либо. Может, у меня к тому моменту и у самого уже не было глаз. – Зак. Это я все создал. Я. Аарон! Ты... Добро пожаловать, Зак.
Я уже не обнимал, но вцепился в единственного коллегу, разделившего со мной счастье моей поделки. Я был горд исходом. Как же хорошо, что здесь я здесь. Здесь, здесь я здесь бессмертен. Умри яяяя, и никаких мучений считай бы и не было. main() {printf("Не дело это!");}. Да? Нет, не дело. #Мое. Здесь все #мое.
Плату за вход, пожалуйста.
– Почти... счастливое... число, – едва слышно пошевелил губами Зак.
Зак? Не может быть. Он давно овощной. Мой. Овощной. Чтобы посмотреть в его пустые глаза, мне даже пришлось вспомнить, что я умею смотреть. Глаза. Его. Они все еще пустые. Но вместо того, чтобы смотреть в никуда, зрачки теперь приклеились к моей персоне. И что сказал он? «Почти счастливое число»?
ОСВОБОДИТЬ ДИАНУ.
– Помнишь, я говорил, что главная опасность срыва твоего... нашего плана – это обращение тебя нулем? – Зак достает из нагрудного кармана рубашки крохотную микросхему. – С этим ты нулем не станешь. Не бойся, риск обнаружения тебя Виртеком не возрастет. Зато память не потеряешь точно.
– Это не фокусы риалистов? – я беру модуль в руки, и одного беглого взгляда на него мне хватает, чтобы понять, что оппозиции и не снились такие технологии.
– Ни в коем случае, – собеседник немного обижен, – но коль уж на то пошло, риалисты не полностью пропащие ребята. Они уже пеленгуют залы камер сенсорной депривации третьего уровня. Да и потом, вместе с ними мне удалось установить серьезную уязвимость Виртоса.
– Уязвимость Виртоса? – пришла моя пора обидеться.
– Да. Нора в базе пользователей в Противостоянии, поближе к источнику. Ох, и не скоро Виртек сумеет залатать эту дыру, если вообще сумеет.
В этом есть логика – главный игровой узел подключения юзеров создавался одним из первых, и теперь, чтобы повысить степень безопасности, нужно перелопачивать весь код. А это – несколько месяцев простоя серверов. Президент скорее удавится, чем остановит Виртос хотя бы на минуту. Да и игроки этого не допустят. Поэтому-то дизайнеры и создают искусственное ограничение – испепеляющий огонь башни. Под ним при всем желании долго не простоит даже самый матерый мазохист. И удачи в отслеживании сигнала всем риалистам по ту сторону Виртоса: идентифицировать цель в Виртосе за те секунды, что она продержится под башней? Ну-ну.
– Не хочу прерывать вашу теплую беседу, – вмешался в разговор Дэмиен. – Но нам пора. Ты готов, Аарон? Еще не поздно отказаться.
– Уже давно поздно отказываться. Выдвигаемся в кузни Виртека?
– Диана уже ждет и приготовила для тебя камеру, – Дэмиен продолжает, опуская взор в распечатку договора на погружение. – Мы с тобой, сам понимаешь, не пойдем... О! Смотри, какая красота!
– Что там? – звучат хором наши с Заком голоса.
– Ты будешь погружен в камеру 103773. И звучит хорошо, и почти три семерки подряд. Почти счастливое число.
10.6.
ПОЧТИ СЧАСТЛИВОЕ ЧИСЛО.
«Информация относительно изменения в системе жизнеобеспечения вашего энергетического узла. Ожидайте, вскоре Вы испытаете эмоциональный подъем и улучшение самочувствия. Ведется калибровочная оптимизация нейронных процессов и общего психического состояния».
– Это все, да? Я выхожу? Еще вектор? Штрек не считался вектором, да? Еще вектор и я выхожу? Как я выиграл? Какие правила? Я выиграл? Я всех их выиграл? Как же я по тебе соскучился, Ангил!
«Перед успешной реализацией алгоритма «Свобода» необходимо успешно реализовать еще один вектор. Мы приносим Вам благодарность за участие в тестировании наших систем и напоминаем об условии конфиденциальности посещения вектора «Полигон 13», согласно которому вы обязались не разглашать...»
– Я помню. Понял, да. Помню... Скажи мне мой номер. Номер узла, – я задал Ангил вопрос, ответ на который я и так знал.
«Ваш узел значится в реестре базы данных Виртека за номером 713428».
Нет. Мой номер – 103773, и теперь я вспомнил об этом. Что-то пошло не так. Я оказался не в той банке. Но теперь... теперь это не имело никакого смысла. Отец Виртоса, а? Неплохо, Аарон. Знай жители Мегалополиса мое имя и заслуги перед отечеством, они бы наверняка возрадовались моей судьбе. Я здесь по праву. Я должен здесь остаться. Навсегда.
ДИАНА.
Диана. Все, что я пережил в Виртосе, я заслужил сполна. Но Диана... Она ни в чем не виновата.
СУЧКА ВИРТЕКА!
Я должен сопротивляться! Если не ради себя, то ради нее. Я должен дойти до конца. Мои мысли... вновь прояснились. Но мне стало тошно от того, что идея спасти Диану запросто могла быть не моей. Просто влияние на мозг химического дерьма, которым с избытком накачивают меня в банке. А на деле мне было уже давно на все плевать.
Уже давно ничего не напоминало мне о моем существовании. Последние события все больше уводили меня в сторону собственных фантазий, смешанных с галлюцинациями и помешательством. Зак. Разве мог я случайно встретить его на соседней платформе в засекреченном векторе?
НЕ ПРОИСХОДИТ НИЧЕГО, ЧЕГО НЕ МОГЛО БЫ НЕ ПРОИЗОЙТИ.
Неизвестный голос в глубинах штрека – тоже моя больная фантазия. Нужно попытаться прекратить терзаться и играть. Ради Дианы.
«Поздравляем, условия двустороннего договора с компанией «Виртек» будут реализованы в случае Вашей успешной игровой деятельности в дальнейшем векторе! Ваша эмоциональная подготовка к открытию чемпионата по Противостоянию полностью закончена»!
Противостояние? Открытие чемпионата? Кто бы сомневался. Я буду просто играть. Умирать и играть. Играть и умирать. Просто один матч, Аарон. Что такого?
БЫВАЛО И ХУЖЕ.
«До начала состязания, пожалуйста, выскажите свои предпочтения по составу команды. Двумя Вашими напарниками смогут стать служащие компании «Виртек», принявшие Ваше приглашение и не занятые на момент проведения открытия чемпионата активной игровой деятельностью, калибровкой систем вектора «Полигон 13», либо отбыванием профилактического ограничения игровой деятельности в штреке. Вы можете воздержаться от предпочтений по подбору команды. В этом случае список участников будет подобран алгоритмом системы Виртос».
Создателю всех кругов ада можно и десять напарников выдать, разве нет? Собрать команду мечты для преодоления последнего рубежа. Вот так привилегия.